Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
– А зачем их беречь, когда командование считает, что любую прореху можно заткнуть пополнением?
– Вам хорошо известно, какое это пополнение. Сколько уже выбыло из строя нашего брата офицера, а что присылают ему взамен? Черт знает что. Юнцы, четырехмесячные выкидыши с наспех состряпанными погонами прапорщиков. Это народ все ненадежный. Вот и остаются наши солдатики в положении овец без необходимого числа пастырей.
– А что с самими солдатами делают? Уму непостижимо. Это словно какая-то дурная карточная игра, больше похожая на вопиющий произвол. У меня вчера отобрали денщика, сказав, что пришлют нового. В расстроенном состоянии я прибыл сегодня утром в штаб бригады по делам. Угадайте, кого я там встретил?
– Кого?
– Моего Герасима.
– И как он?
– Выглядит уныло. Но дело не только в том, что его у меня отобрали, а еще и в том, что он назначен в пятьдесят третью, в артиллерию. Вы понимаете – в артиллерию!
– Ничего удивительного. С легкой подачи дурных голов некомплект в частях восполняется без всякого соображения, а чисто механически: не сортируют, а разбивают. В итоге в пехоту попадают кавалеристы и артиллеристы, в артиллерию – пехотинцы и кавалеристы, в кавалерию – артиллеристы и пехотинцы. Вот такая ужасная чехарда у нас происходит…
– Господа, господа, прошу, отвлекитесь от споров. Посмотрите лучше, кто к нам вернулся!
Четыре пары офицерских глаз устремились на меня, когда я вместе с небольшими санями, груженными валенками, зимними наушниками, полушубками и прочим полковым хозяйством, добрался до места, немного согревшись по пути сбитнем от Коркунова. Штука замечательная! Бросаешь сухую копеечную плитку в стакан горячей воды, и порция готова. В запасе остался еще один пакетик с пятнадцатью плитками, а этого, по идее, должно хватить на неделю.
Но что-то мне подсказывало, что коркуновский сбитень закончится значительно раньше. Ветер, снег, мороз не унимаются, а становятся только злее, особенно здесь, у Мазурских озер. Наступила полноценная зима. По здравой логике войну следовало бы именно сейчас прекратить, но она и не думает заканчиваться. Ширится как всемирная эпидемия, отнимая все новые и новые жизни и беспощадно скашивая лучших людей – опытных кадровиков царской армии.
Еще в госпитале я потратил не один мучительный час, размышляя о том, как же мне действовать, если судьба забросит меня на фронт. Странно, но от предстоящей поездки я не испытывал тогда ни малейшего волнения, хотя должен был бы: на войну еду. В такой ситуации наверняка полагается целая буря всевозможных чувств и эмоций, но их просто нет, а есть лишь холодное, даже ледяное спокойствие индейского вождя. Значит, с этим спокойствием и поедем. Это мне, наверное, от Мишки «в наследство» досталось. Он ведь на фронте не новичок – воробей стреляный…
Во время пути удалось помедитировать, еще кое-что вспомнить из Мишкиного прошлого. Теперь я уже не чувствовал себя не подготовленным к будущей встрече с родным полком. Всецело готов к труду и обороне.
– …Доброволец Власов в ваше распоряжение прибыл! – отрапортовал я, вытянувшись по-строевому.
– Здравствуй, здравствуй, – раздалось мне в ответ. – Ну рассказывай, как лечился?..
С этого самого момента для меня началась новая, не менее запоминающаяся фронтовая реальность.
* * *
Я был когда-то страннойИгрушкой безымянной,К которой в магазинеНикто не подойдет.Теперь я Чебурашка,Мне каждая дворняжкаПри встрече сразу лапу подает…[14]
Добрые песни все же были раньше, но мне теперь не до них. Когда приходится отвечать на уйму самых разнообразных вопросов, то на песню времени не остается вовсе. И при этом мое нынешнее положение можно охарактеризовать двумя словами. Сын полка – вот кем был доброволец Мишка Власов и кем теперь являюсь я.
А вот и сам двести двенадцатый Романовский пехотный полк, входящий во вторую бригаду пятьдесят третьей дивизии двадцатого корпуса десятой армии. Еще помню имена, фамилии, звания. Комполка у нас полковник Евгений Семенович Ерофеев – георгиевский кавалер, отличившийся еще в Японской войне при обороне Порт-Артура. Комбаты Морзинский, Сацукевич, Самойленко и Красиков. Моя рота под номером три. Ротный штабс-капитан Георгий Викторович Сазонов. Несмотря на некоторую субтильность во внешнем виде, взгляд имеет такой, что оторопь берет любого. В самой роте вместе со мной двести сорок нижних чинов при трех младших офицерах – поручики Рублевский, Заметов и Орлов. Фельдфебелем у нас сверхсрочной службы подпрапорщик Тарас Гойда, настоящий богатырь с внешностью Ильи Муромца и полным солдатским «бантом» на груди (все четыре Георгиевских креста бережно начищены). Плюс к этому обладатель убийственного умения опытного рукопашника – может одним ударом своего огромного, словно арбуз, кулака отправить на тот свет любого немца, врезав тому сверху вниз по голове. Взводные унтер-офицеры – Осов, Ракитин, Степаненко и мой Колдобаев Митрофан Иванович, умный смекалистый мужик лет сорока, для друзей и товарищей известный как просто Иваныч. Родом из сибирских охотников, что совсем не вяжется с его внешним видом богатого деревенского хозяина.
Все это личный состав, а теперь о том, где мы ныне воюем. Без малейшего сарказма констатирую, что окружающую местность и обстановку вполне можно охарактеризовать крылатыми опусами из «Бриллиантовой руки»: «Строго на север порядка пятидесяти метров расположен туалэт, типа „сортир“, отмеченный буквами „мэ“ и „жо“. Асфальтная дорожка, ведущая к туалэту, проходит мимо кустов пыхты, где буду находиться я… Такова наша дислокация!..»
А если серьезно, то теперешняя наша дислокация такова: зимняя рощица с маленьким наполовину разрушенным фольварком (хутором то есть) – это для начальства. Больше вокруг никакого жилья нет, а потому убежищем для солдат стали землянки, сделанные по следующему «рецепту»: за окопом вырывается четырехугольная яма, в углах ставятся столбы, сверху перекладины. Еще выше кладутся доски, двери, жерди, ветки, земля…
Кстати, об окопах. Они тут не непрерывные и очень слабые. Ходы сообщения вырыты неглубоко, так что местами приходится прямо ползти по ним, чтобы немцы не подстрелили. Есть колючая проволока, но никуда не годная. Противопехотным заграждением этот кривой забор с тремя нитями назвать трудно. Задержит секунд на двадцать-тридцать, но ночью в условиях плохой видимости, может, и подольше.
К тому же местность болотистая, мерзкая, хлюпкая, холодом от земли веет. Как тут не ругаться? Дрянь, а не окопы.
Глядя на все это безобразие, я вспомнил строки одного приказа, прочитанного мною при подготовке статей о войне: «Из доклада о нападении немцев на окопы одного из полков 84-й дивизии выяснилось, что занимавшие окопы нижние чины оказались почти в беспомощном состоянии, так как окопы были вырыты настолько глубокими, что из них было невозможно стрелять. Напоминаю, что всякий окоп должен быть приспособлен, прежде всего, для удобной стрельбы и затем уже для укрытия. Приказываю пересмотреть все окопы и устранить значительные недостатки в отношении удобства стрельбы в них…»[15]
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
